ВИКТОР ТЮЛЬКИН, заместитель председателя Комитета по труду и социальной политике, Первый секретарь Центрального Комитета Российской коммунистической рабочей партии – Российской партии коммунистов (РКРП-РПК), фракция КПРФ
Родился в 1951 году во Владивостоке, в семье флотского офицера. Десятилетку окончил в 1968 году в Ленинграде и поступил в Ленинградский военно-механический институт, который окончил в 1974 году, получив квалификацию инженера-механика по специальности «динамика полета и теория автоматического управления». По распределению был направлен на завод Министерства авиационной промышленности, выпускавший зенитные ракеты. Был мастером, старшим мастером, начальником участка, начальником цеха, затем начальником технического отдела завода. Перестройка застала его на посту секретаря парткома научно-производственного объединения. Включился в «Движение коммунистической инициативы» (ДКИ), которое в составе КПСС оказывало сопротивление политике Горбачева, боролось за создание Компартии России в составе КПСС, был избран делегатом XXVIII Съезда партии, участвовал в Учредительном съезде Компартии РСФСР. С 1990 г. – член Ленинградского обкома КПСС, член ЦК КП РСФСР. После известного Указа Ельцина в 1991 году вместе с теми членами ЦК, кто не «пригнулся», и Движением Коминициативы на Съезде в Свердловске образовал РКРП (ноябрь 1991). С тех пор работает в составе этой партии. В 1995 г. на выборах в Госдуму возглавлял список блока «Коммунисты – Трудовая Россия – За Советский Союз». Блок набрал 4,57% голосов. В 1999 г. – 2,22%. В 2003 году партия участвовала в выборах в союзе с КПРФ. Избран в Государственную думу по списку КПРФ. Женат, имеет двух сыновей.
Я родился в семье флотского офицера. Родители – потомственные ленинградцы, мать во время блокады находилась в осажденном городе. Дед воевать начал еще в первую империалистическую солдатом, где и встал на сторону большевиков. Потом – гражданская, финская, Великая Отечественная. ………. Ранения. Полковник Советской Армии. Так что мое детство проходило в военных городках и в окружении людей, защищавших Родину, когда у взрослых еще свежи были впечатления от недавней войны. Мои первые детские впечатления связаны с воспоминаниями, когда отец брал меня с собой на корабль – эсминец «Бодрый», потом – с занятиями спортом. В семье – с выездами на рыбалку, которой были увлечены мужчины - дед, отец, дядьки, их товарищи, ну и я.
Учеба давалась довольно легко. Закончил 281-ю, химическую, школу Ленинграда, кстати, ту же, что Путин, только я на год старше, так что, возможно, встречал его (в том числе в сортире…) раньше.
Дальнейший выбор жизненного пути определила склонность к точным наукам – математике и физике, а также твердое намерение работать на защиту Родины. К тому же, Военно-механический институт располагался поблизости от нашей школы, и преподаватели института нередко рассказывали школьникам об увлекательных и важных для защиты страны направлениях учебы в своем вузе. Мы, школьники, сами тоже ходили в институт на олимпиады и подготовительные курсы, где я окончательно избрал будущую профессию. К тому же привлекала и престижность работы в области ракетной техники.
Все пять студенческих лет я ездил в стройотряды: прокладывал железные дороги в Казахстане, валил лес в тайге, строил вертолетные площадки, трудился в Заполярье… Так что к людям труда, в том числе к простым работягам, с тех пор отношусь с глубочайшим уважением. Навсегда запомнил присказку своего первого прораба: «Ребята, делать надо хорошо, а хреново оно и само получится».
Как-то, уже на старших курсах, произошел такой случай. Нас взяли в ночное оцепление, т.к. в институт на спецкафедру затаскивали новое изделие. Где-то в три часа начали операции. Были задействованы пара автокранов, лебедки, блоки, но длинная ракета никак не хотела проходить в проем разобранной стены – то головной обтекатель в пол упирался, то середина – в балку над проемом. Все начинали нервничать, мат крепчал. Светало – и начинал собираться какой-то народишко. Невзрачный небритый мужичок в ушанке и ватнике пролез к старшему с предложением: «Товарищ полковник, разрешите…» В ответ получил что-то «да пошел ты…». Он спокойно перекурил и снова подошел к полковнику: «Я бригадир такелажников с Кировского, давайте помогу». Полковник уже посмотрел по-другому – валяй! Мужик дал команду перевесить блоки, переставить лебедки – и минут через 20 зигзагообразного движения «дуру» затолкнули в «конюшню». Проем закрыли, все вздохнули с облегчением, оцепление сняли. Полковник пожал мужику руку, сказал: «Спасибо, мастер» - и вручил бутылку спирта, думаю, от чистого сердца и с большим уважением. С тех пор для меня слово «мастер» стало как-то особо симпатично.
После института я оказался на оборонном предприятии, выпускавшем зенитные ракеты. Служебный рост шел успешно. Конец перестройки застал в должности секретаря парткома уже научно-производственного объединения. Должен сказать, у нас, в оборонке, застоя не было, поэтому я с неприязнью слушал тех, кто говорил про застой, «просиживание штанов» и др. Мы трудились в три смены, рук и времени не хватало. По нашей поговорке – «двигали железо вперед, график строили с конца, искали способы, как сделать, как не сделать – знают все». Когда я, молодой мастер, начиная смену в семь утра, иногда выходил из проходной до восьми вечера, начальник производства не без иронии спрашивал: «Что, на заводе больше делать нечего, что ты уже домой пошел?»
Кроме плана по основным изделиям мы осваивали новую технику, строили пионерлагерь, жилье, базы отдыха для своих работников. В общем, не «загнивали», а развивались.
Однако к концу восьмидесятых годов я занял место в рядах противников линии, которую проводил Горбачев, поскольку видел (и далеко не я один), к чему ведет страну генсек: всякого рода сволочь расцветала, а работяги и само производство, наоборот, загибались. Слов нет, было и много плохого в советской системе: формализм, доведенная до идиотизма излишняя централизация, зажравшаяся бюрократия и т.д. Но надо было исправлять недостатки, а не ломать систему. Не перестраивать строй в капитализм.
В «Движение Коммунистической инициативы» в КПСС включился в 1989 г., участвовал в известных ленинградских съездах, был делегирован секретарями партийных организаций оборонного комплекса в подготовительный комитет конференции российских коммунистов, переросшей затем в Учредительный съезд КП РСФСР.
Четвертого апреля 1990 года на первом заседании этого комитета я впервые столкнулся с Горбачевым, сказав, что низовые парторганизации не согласны с его политикой, что единство коммунистов РСФСР, т.е. создание Российской коммунистической партии, – необходимое условие сохранения социализма, поскольку в то время демократы уже имели свой политический центр в виде Съезда народных депутатов России во главе с Ельциным. Сказал, что коммунисты России, организовавшись в республиканскую парторганизацию, должны дать бой и идеологическим перерожденцам в КПСС. А на XXVIII Съезде мне, по поручению делегатов ДКИ и Марксистской платформы, довелось выступить с Заявлением меньшинства по поводу экономического курса на рынок. В этом Заявлении мы предупреждали партию и народ, что лечение социализма капитализмом, курс на рыночные отношения приведут не к росту благосостояния и расцвету народного хозяйства, а кончатся крахом. В том числе для самой партии. Потому что не может партия называть себя коммунистической в то время, как она проводит курс на обнищание собственного народа. За резолюцию по этому заявлению проголосовало 1259 делегатов. 1/3 Съезда была коммунистической. По Уставу (более 1/5) Заявление было зафиксировано, и к его прогнозам через какое-то время должны были бы вернуться. Но дальше события разворачивались известным образом.
Тогда, в апреле 1990 г. (в первую встречу с Горбачевым), я был уже немного искушенным в дискуссиях человеком. Понимая, что всем выступить не удастся, я занял место напротив генсека во втором ряду и очень внимательно смотрел ему в глаза, записывая слова, и время от времени одобрительно кивал. Заметив это, Горбачев предоставил мне слово одному из первых. Так моя «военная хитрость» сработала, и мне удалось озвучить поручение товарищей, в том числе я сказал Горбачеву, что идеологический разброд в партии губителен, а то, что называется перестройкой, фактически ведет к изменению политического и экономического строя. Поднимают голову реакционные элементы, ратующие за частную собственность и пересмотр завоеваний социализма. Это группа реакционеров фактически сложилась в клане демократов на Съезде народных депутатов РСФСР. Особенно настойчиво я пытался внушить членам комитета и генсеку, что надо дать возможность организовать монолитный отряд коммунистов Российской Федерации в составе КПСС, как в других республик с тем, чтобы они сплотились и дали отпор тем тенденциям внутри партии, которые выражает так называемая демплатформа в КПСС, по сути превращающая партию из коммунистической в социал-демократическую и даже в антикоммунистическую.
Горбачев мои слова воспринял очень болезненно, несколько раз выступал, пробовал подавить нашу аргументацию, говоря, что идеи российского обособления нам подбрасывают из Прибалтики, а нотки подозрения в измене, прозвучавшие в моем заявлении, – отголоски прошлого. Большинство участников совещания молчало. Правда,
некоторые секретари обкомов высказались так: «Михаил Сергеевич, к сожалению, большинство низовых звеньев партии поддерживают эту линию».
В принципе к XXVIII съезду КПСС было понятно, что это уже не коммунистическая партия, причем не только профессионалам. Припоминается такой эпизод: у гостиницы «Россия», где жили делегаты, и на Васильевском спуске стояли разнообразные пикеты, палатки, лозунги: голубые и желтые, в основном так называемые демократы. Но был один красный транспарант с очень точным призывом: «Превратим КПСС в коммунистическую партию!». Кстати, с ним связан один забавный эпизод. Переоделись мы с товарищем как-то в джинсы, вышли подышать воздухом и перекурить. Подходим к пикету. У них плакат: «Лигачева, Сергеева, Тюлькина – в ЦК!» (Я тогда уже отличился выступлением против Горбачева.) Спрашиваю пикетчиков: «Ну, Лигачева и Сергеева – понятно, а этого-то хмыря чего тянете?» - «Иди, - говорят, - отсюда, а то сейчас твое демократическое рыло начистим». Такой вот казус, но в принципе они были правы, что и доказали дальнейшие события.
Утром девятнадцатого августа 1991 года, когда объявили о ГКЧП, я на поезде возвращался из отпуска. По прибытии в Ленинград, отправил семью домой, а сам – на предприятие, потом в Смольный. Собравшиеся там руководители и секретари парткомов предприятий говорили, что надо как-то определиться: если поддерживать ГКЧП, то надо приступать к активным действиям. Если нет, то надо хоть понять, что происходит. Однако и секретарь обкома Гидаспов ситуацией не владел. Он сказал примерно так: «Положение очень неясное, никаких команд и инструкций из ЦК нет, как нет и плана действий. К тому же… неясно, где Горбачев и чем он занимается. Имейте в виду, что я вошел в состав областного ГКЧП только как член Военного совета, а не как секретарь обкома. А вам рекомендую взять под охрану опасные объекты на собственных предприятиях, а дальше будем действовать по обстановке».
Обстановка развивалась таким образом, что уже утром следующего дня стало ясно: ГКЧП – плохо подготовленная и непродуманная авантюра. С дрожащими руками такие дела не делаются (как надо – показал Ельцин в 93-м году), да и перестроечные воззрения у ГКЧПистов были практически те же, что у Горбачева. Дела парткомов арестовали, помещения закрыли, у моего на неделю даже выставили пост милиции. Документацию изымали особисты и милицейские чины. Что-то упорно искали, но ничего особенного найти и не могли, так как у нас не было секретов от народа.
А мы продолжили начатую ранее борьбу - на съезде коммунистов в Свердловске под эгидой коминициативы собрали всех, кто не подчинился запретам Ельцина. Тогда лично я ездил в ЦК (в то время еще КП РСФСР) и встречался со всеми секретарями от Купцова до Зюганова, убеждал их в ответ на запрещение Ельциным партии «как незарегистрированной…» собрать съезд и зарегистрироваться. «Надо поднимать людей на сопротивление ельцинской команде». Но тогда большинство аппарата ЦК было занято ликвидационной работой: сдачей документов, трудоустройством сотрудников. В тот момент наши дороги разошлись, и мы создали 23 ноября 91-го года первую зарегистрированную в России компартию после августа 1991 года. Дали ей название: Российская коммунистическая рабочая партия.
Включением определения рабочая мы подчеркнули, что КПСС потерпела крах потому, что изменила делу рабочего класса. Поэтому и рабочий класс от нее отвернулся и не поддержал в августе 1991-го. А примазавшаяся к партии многочисленная сволочь срочно прятала свои партийные билеты. Кстати, сегодня они с другими партбилетами так же убежденно обосновывают другой курс.
Убежден: страну развалили не Горбачев и Ельцин, а процесс перерождения КПСС, перерождения Советской власти в парламенты (т.е. говорильню), курс на рынок, т.е. на капитализм. О перерождении партии красноречиво говорит тот факт, что партийные бонзы резво рванули в капитализм, став «новыми русскими» и политиками-антикоммунистами. Таким образом, дальнейший ход событий доказал, что к 1990 году КПСС коммунистической партией уже не была.
Вплоть до осени 1993-го (до февраля еще не было КПРФ) мы занимались партийной работой, выпускали газету «Народная правда», строили парторганизации, вместе с «Трудовой Россией» проводили огромные митинги в Москве, сколачивали ячейки рабочего сопротивления.
В 1993 году наша партия активно участвовала в событиях, связанных с роспуском Ельциным Верховного Совета. Мы активно сопротивлялись наступающей диктатуре, были с народом. Непосредственно в здании Верховного Совета находилась примерно треть ЦК. Партия имеет потери убитыми и ранеными. А после октября 1993-го нашу партию запретили. В выборах того года мы не участвовали, считали, что это выборы на крови, попытка Ельцина надеть маску демократа и скрыть следы преступлений. К сожалению, в 93-м году единого фронта бойкота выборов не получилось. Прикрываясь лозунгом: «В выборах участвуют все – от коммунистов до националистов», - Ельцин протащил антинародную конституцию.
Уже в последующие годы практика КПРФ показала, что, не имея вне Думы организованных отрядов, которые выступили бы против купли-продажи земли, отмены льгот и других антинародных решений, в самой Думе мало что можно сделать. Сегодня – особенно. Поэтому наша главная задача – организация сопротивления вне Думы. Организовать пролетариат в класс для себя, если говорить языком марксизма.
В период демократических потрясений материально мы жили нелегко. Жена, понимая, что таких «твердолобых» не переделать, иногда горько шутила: «Твои бывшие друзья делают деньги, а ты – революцию». А родители из семьи коммунистов (дед - член партии большевиков с 1919 года, участник гражданской и Великой Отечественной войн, другой дед – член РСДРП(б) с 1914 г. - погиб при защите Петрограда от Юденича) откровенно гордились мной. Провожая меня с товарищами в очередную поездку, мать говорила: «Вы там осторожнее», а отец наставлял: «Вы там смелее». Отец был членом РКРП до самой смерти. Так что у нас, как говорил старый машинист Новичихин, один лозунг – Не дрогнем на избранном пути!