Постоянные читатели «Правды» знают, что уже несколько лет газета ведёт тему геноцида фашистами нашего гражданского населения в годы Великой Отечественной войны. Авторы «Правды» из разных мест рассказывают, например, о массовом сожжении оккупантами несметного числа населённых пунктов вместе с жителями. Вот и мой первый материал о псковских «огненных деревнях», разделивших судьбу знаменитой белорусской Хатыни, появился в «Правде» от 13—14 ноября 2018 года. Но были на временно оккупированных территориях и другие чудовищные преступления против гражданских лиц — «расово неполноценных» славян, цыган, евреев. Как тут не вспомнить о концлагерях! Бухенвальд и Майданек, Освенцим и Собибор… Наш Псков выживал и боролся тоже в окружении подобных «фабрик смерти». Менее масштабных и не столь известных, увы, но сколько жизней там загублено и какие жуткие муки перенесены тысячами людей…

ЗА СВОЮ более чем тысячелетнюю историю Псков оккупировался трижды — Ливонским орденом в 1240 году, немцами в 1918-м, а затем и в период Великой Отечественной войны. Наш город, захваченный 9 июля 1941 года, продолжал сопротивляться и спустя месяц увидел публичный расстрел заложников, о чём говорит памятный знак на месте казни. Десять псковичей заплатили жизнью за убитого немецкого солдата. И это было только началом нацистской истребительной политики на Псковщине!

От моего дома до бывшей территории концлагеря «Шталаг-372» пятнадцать минут ходьбы. Наш городской район зовётся Завеличьем, что означает — за рекой Великой. Собираясь написать в «Правду», я специально пошла в квартал, очерченный улицами Шестака, Достовалова, Маргелова и Юбилейной. Попыталась представить, что на месте красивых многоэтажек с магазинами был один из крупнейших тыловых концлагерей северной группировки фашистских войск. Был прямо здесь, а не где-то за тридевять земель, как Бухенвальд или Освенцим. Напоминает об этом хоть что-то? Да, ближе к военному городку, в окружении ёлочек, стоит тёмно-красный обелиск со словами: «Здесь, на территории военного городка, в период оккупации Пскова с 1941 по 1944 г. фашистами было уничтожено в концлагере 75 тыс. советских военнопленных и мирных жителей».

То, что творилось за колючей проволокой адского места на городской окраине, не было секретом для населения. В концлагере, существовавшем с осени 1941-го, сначала содержались красноармейцы. Зимой прибывшие эшелоны с голодными, полураздетыми военнопленными ставились «вымораживаться». Умерших сваливали на Мироносицком кладбище. Там на обелиске у братской могилы числятся 30 тысяч пленных. Кто они, где жили до войны?.. Другая часть тел сжигалась на кострах прямо в «Шталаге-372», и смрад накрывал ближайшие дома моих земляков.

ПСКОВСКИЙ государственный архив хранит «Доклад об итогах учёта ущерба, причинённого немецко-фашистскими захватчиками и их сообщниками на территории Псковской области». Вот что я в нём прочитала:

«Как установила комиссия, основной целью организации этих лагерей немецко-фашистское командование ставило преднамеренное массовое умерщвление военнопленных. Заключённым хлеба выдавалось от 50 до 150 граммов, причём испечённого с огромной примесью древесных опилок. Выдавалось от пол-литра до литра жидкого супа — «баланды», сваренной из воды и отбросов овощей. Вечно голодные обитатели лагеря рвали во дворе траву, ловили лягушек. В некоторых лагерях установлены случаи людоедства…». И вот в таком состоянии люди принуждались к тяжёлым физическим работам. Еле живым красноармейцам «Шталага-372» прохожие изредка отваживались бросить еду, а лагерная охрана в этом случае запросто могла пристрелить тех и других.

Потом в конюшни бывшего кавалерийского корпуса загнали гражданских лиц, включая детей-дошкольников. Когда 23 июля 1944 года Псков освободили, Чрезвычайная государственная комиссия обнаружила множество «шталаговских» рвов с останками жертв. Никакой охранной зоны после этого здесь официально не появилось, однако поступали разумно: строительство там не вели. К тому же позднее вышел Закон РФ «О погребении и похоронном деле», где статья 16 разрешает использовать места бывшего погребения только под зелёные насаждения, а не под возведение зданий.

Но вот в начале 2000-х годов случилась безобразная история, о чём много писала газета «Псковская губерния». На костях тысяч мучеников «Шталага» всё-таки началось строительство жилых домов!

Неудивительно, что вскоре экскаватор выгреб с землёй человеческие останки. Как возмущённо отмечала «Псковская губерния», они были безжалостно отправлены… на свалку. Потом вскрылись целые траншеи со скелетами, так что игнорировать жуткие находки было уже невозможно. При участии поискового отряда «След Пантеры» началось перезахоронение. Но между тем общественности пришлось ещё несколько лет бороться за прекращение кощунственного строительства!

Часть останков всё-таки была замурована под асфальт проезжей части и жилой зоны. Но что теперь поделать? С болью воспринимаешь и такой факт: имена некоторых жертв выявлены, а вот полного списка составить уже невозможно…

ЧЕРЕЗ ПСКОВ немцы рвались к Ленинграду. Наш город пережил нашествие всяких структур разведки, полицейских батальонов, карательных отрядов. Масштаб их зверств поражает! Если выйти с бывшей территории «Шталага-372» на Рижский проспект, где я живу, и проехать десяток километров в сторону Прибалтики, то мы увидим у дороги большую табличку с надписью: «На этом месте в 1941—1944 годах действовал фашистский концлагерь. В нечеловеческих условиях содержались тысячи мирных жителей. В окрестностях деревни Моглино расстреляно и захоронено более 600 узников — стариков, женщин, детей. Помни о том, что было на этой земле! Это не должно повториться!» Число 600 подтверждено документально, потому и указано. Но предполагают, что в реальности людей здесь загублено куда больше — несколько тысяч! Кроме немцев, палачами в моглинской трагедии стали и их пособники из соседней с Псковом Эстонии.

Возмездие настигло лишь нескольких эстонских нелюдей в 1960-х годах, а могло и вовсе не случиться, не появись в том районе Михаил Петрович Пушняков из Управления КГБ по Псковской области. Занимаясь в Моглине какими-то другими служебными делами, дотошный офицер услышал рассказы местных жителей о концлагере, поднял документы и понял: эстонская «рота особого назначения», творившая расправы в лагере, избежала своевременного правосудия.

Расследование Пушнякова привело к тому, что суд приговорил трёх эстонских карателей к расстрелу, одного — к 15 годам лишения свободы. Остальные «моглинские» эстонцы-эсэсовцы давно сбежали за рубеж или умерли. Не сбылись их мечтания о «независимости» Эстонии под крылом третьего рейха, ушла возможность личного обогащения. Ведь они даже собирали одежду расстрелянных, заставляли узников стирать её, чинить и продавали на псковском базаре!..

Хотя комендантом лагеря был немец по фамилии Кайзер, лагерной охраной ведал Псковский внешний отдел эстонской полиции безопасности. По жестокости эстонцы не уступали немцам. Август Луукас, например, привычно убивал детей на глазах матерей и наоборот. Более сорока детских тел обнаружила Чрезвычайная комиссия в 1945 году в моглинских захоронениях, тогда ещё не полностью вскрытых. Жаль, что даже после войны самому Луукасу смертный приговор вынес не суд, а… бутылка керосина, перепутанная им с бутылкой водки…

Материалы расследования, проведённого когда-то Пушняковым, легли в основу документальной книги псковича Юрия Алексеева «Моглинский лагерь: история одной маленькой «фабрики смерти» (1941—1944)» (Москва, 2011). Автор считает, что многих прибалтийских коллаборационистов (проще говоря — предателей и фашистских пособников) в своё время наказали недостаточно. Солидный срок заключения или высшую меру наказания получили только те, кто полностью погряз в массовых убийствах. А остальные участники расправ вели потом обычную жизнь под чужими или даже своими именами, кто-то становился даже «передовиком производства». Вместе с тем, по мнению Юрия Алексеева, эти люди с их страхом «отложенного наказания» или, наоборот, с чувством безнаказанности несли потом антисоветские и антироссийские настроения в послевоенное общество Прибалтики. Замечу, что теперь их духовные внуки и правнуки стоят у руля в прибалтийских странах.

А у меня с детства остался в памяти образ одного фашистского пособника наподобие тех, о ком пишет Юрий Алексеев в своей книге. В 1970-х годах мой отец служил в эстонском городе Выру. Наша семья поселилась рядом с квартирой пожилого эстонца — бывшего работника какого-то фашистского концлагеря. Лет двадцать он провёл в заключении за свои деяния. Родители запретили мне, тогда малолетке, общаться с этим человеком. Обычно я только здоровалась и пробегала мимо. Но, видимо, жила в нём непроходящая озлобленность, из-за чего он жестоко бил жену. Однажды она с дочерью даже прибежала к нам. Отец остановил соседа в коридоре и предложил: «Давайте поговорим!» Разговаривали у нас в квартире. Видимо, тот понял, что связываться с милицейским чином — себе дороже, и угомонился.

ВОТ ТАКИЕ эстонцы хозяйничали в псковском Моглине. «Рабоче-пересыльный лагерь для неблагонадёжных лиц», как его именовали, по сути не отличался от лагерей массового уничтожения. Осенью 1941 года несколько сотен военнопленных ремонтировали дорогу Псков — Рига, но зимой умерли от мороза и голода. Их заменили евреями, цыганами, партизанами, детьми. Были даже, как ни странно, зарубежные заключённые. Смертная участь поджидала их в самом лагере или, например, в лесу возле станции с красивым названием Берёзка, где сейчас на памятнике сказано: «Здесь, на месте салотопенного и кожевенного заводов, в годы Великой Отечественной войны с 1941 по 1944 г. были расстреляны и замучены фашистами 2500 советских военнопленных и мирных граждан».

Рядом — обелиск с именами братьев Анатолия и Валерия Молотковых, подростков из псковской школы №1. Отважные мальчики вредили фашистам в оккупированном городе как могли, за что месяц промучились в застенках и погибли. Взрослые подпольщики тоже не сидели сложа руки. Псков боролся, несмотря на зверский террор «нового порядка».

Из сети концлагерей Пскова и пригорода здесь я выделила лишь два, куда сгонялось мирное население. Но был ещё псковский «лазарет», где вместо лечения испытывали яды на военнопленных. Или, например, лагерь для красноармейцев и гражданских лиц в местечке Пески. А в пригородных Крестах на обелиске значатся погибшими 65 тысяч пленных!

В Псковской области тридцать лет действует общественная организация малолетних узников концлагерей. Они, «дети войны», не были на фронте и не стояли у заводских станков. Но каждый день разделяли с Родиной страдания и потерю близких, а потом, повзрослев, восстанавливали страну. Ежегодно 11 апреля, в Международный день освобождения узников фашистских концлагерей, активисты организации во главе с Раисой Петровной Кузиной собираются на митинг в псковском сквере Павших борцов. Откровенными, потрясающими, шокирующими воспоминаниями делятся они с новым поколением.

Оккупация разорила 18 российских областей. Но по сей день нет в России общегосударственного мемориального центра, посвящённого памяти жертв оккупации, который вёл бы изучение этой части военной истории и рассказывал бы о ней. За создание такого мемориала борются общество «Поле заживо сожжённых» и его сторонники, фонд «Монумент», а газета «Правда» поддерживает эту идею циклом волнующих материалов. Высокие государственные инстанции пока глухи к призывам о мемориале. А зря! Ведь тема фашистской оккупации вовсе не устарела. Вспомним хотя бы сожжение людей в одесском Доме профсоюзов в мае 2014 года. Трагедию уже называют одесской Хатынью. Фашизм всё громче заявляет о себе, причём по соседству с Россией. Вот почему так важно на государственном уровне, профессионально и ярко объяснять новым поколениям, до чего доводят идеи национализма. Это уже доказано самой историей.

По материалам публикаций на сайте газеты «Правда».

22 Июня 2019