Уже почти тридцать лет нет в нашей стране Советской власти, происками внутренних и внешних врагов социализма уничтожен великий Советский Союз. Но стала ли лучше жизнь и к лучшему ли изменились люди?

Все эти годы после 1991-го расчётливые усилия буржуазных властителей и их прислужников направлены на то, чтобы в самом отвратительном виде представить подрастающим поколениям «совок». Так презрительно обзывают советское время, ну а воспитанные им люди, не изменившие его идеалам, — это, конечно, «совки».

Вопиющее получается противоречие! С одной стороны, например, власть вовсю норовит присвоить себе Великую Победу, а с другой — оскорбляет тех, кто её одержал. Советских, воевавших и победивших под Красным Знаменем.

Да ведь и само священное это знамя кощунственно оскорбляется. Об одном из горьких проявлений этого написал я в статье «Высота справедливости и низость кощунства» («Правда» №49 за 23—25 июня с.г.). При прощании с выдающимся советским писателем-фронтовиком Юрием Бондаревым появился человек, развернувший Красный флаг. И что же? Немедленно и абсолютно категорически распорядителями было предложено флаг этот… убрать. Вы только вдумайтесь: самый родной, самый дорогой для Юрия Васильевича Бондарева, как и для большинства фронтовиков Великой Отечественной, Красный советский флаг, ставший Знаменем Победы…

В своей статье об этом я с признательностью назвал знаменосца: Олег Александрович Прудников. Сообщил, что он московский рабочий-ветеран, по заводской профессии токарь высшего, шестого разряда, а по военной — десантник, служил в ВДВ СССР. Однако многие читатели, выражая благодарность ему за достойный поступок, просили рассказать о таком человеке подробнее.

Откликаясь на эту просьбу, я решил подготовить для газеты беседу с Олегом Александровичем, чтобы в основном рассказал о себе он сам. Ценно, по-моему, и то, что высказанные им мысли органично вписываются в продолжение разговора о советских людях и нынешнем времени, который «Правда» начала на своих страницах в номере от 13—16 марта диалогом «Что же это значит — быть советскими?»

Именно под Красным флагом видится не только наше героическое прошлое, но и подлинно счастливое будущее

— Сначала, Олег Александрович, я скажу (не для вас, а для читателей), что знакомы с вами мы довольно давно. Помню, как пришли вы, тоже с Красным флагом, к павильону «Правды» на Поклонной горе, когда проходил там Фестиваль московской прессы.

— А как же! Я ведь подписчик «Правды», причём уже много лет. И деньги в поддержку нашей газеты посылал.

— Вот это первый раз слышу. Спасибо. А ещё спасибо за то, что вас можно видеть под Красным флагом, наверное, на всех главных митингах и демонстрациях, которые в Москве проводит КПРФ. Поэтому меня не удивил (хотя искренне восхитил) ваш поступок в день прощания с Юрием Васильевичем Бондаревым. Это, ко всему прочему, в самый разгар карантина, когда перемещения по городу максимально постарались перекрыть.

— Я не мог не пробиться. Мне тогда уже сказали, что к организации похорон официально подключено Военно-историческое общество, которым руководит небезызвестный Мединский. Значит, обязательно будет государственный триколор. Он теперь стал государственным, а во время Великой Отечественной такие трёхцветные нашивки были, как известно, на рукавах у предателей-власовцев. Но ведь Бондарев — до мозга костей советский человек, и провожать его надо, стало быть, под советским флагом. Тут логика простая.

— Да не просто оказалось её реализовать…

— Такое, если честно говорить, возмутительно. Вроде бы Знамя Победы у нас не запрещено, и 9 Мая его вывешивают, даже проносят на параде по Красной площади. Но разрешено, выходит, лишь на один день?! А ленинский Мавзолей в этот день закрывают щитами, словно устраивают «компенсацию» за знамя. Вот и нынче, в 75-й победный юбилей, не уважили ветеранских просьб и требований, среди которых было и давнее душевное пожелание фронтовика Бондарева, советского Гражданина и Патриота с большой буквы.

— Скажите, лично вы как пережили смену Государственного флага в конце 1991-го?

— Это было ужасное потрясение. Не для меня одного, конечно. А я и теперь, когда по телевизору показывают спуск Красного флага над Кремлём, будто удар током испытываю. Кричать хочется во весь голос: да как вы посмели! Сколько воистину великих деяний осенял этот флаг, какие грандиозные стройки, исторические битвы. На фронте люди жизнью жертвовали, спасая символ своей воинской части.

— Да, в случае утраты этого символа часть расформировывалась…

— А самое главное в том, что наш Красный флаг поднимал и продолжает поднимать в душе массу волнующих ассоциаций. Целая череда незабываемых личностей возникает вместе с ним. Да что там — сам образ Великой Победы, которая в истории человечества останется красной навсегда!

Но о чём эмоционально и рационально напоминает триколор, кроме тех самых власовцев? Государственный символ положено уважать, и, хоть не мною он принят, я не буду публично топтать его, как ельцинисты в начале пресловутых 90-х топтали красные знамёна. Однако 12 июня, когда празднуется крайне странный и двусмысленный «День России», а заодно и «День флага», взирая на переполняющие телеэкран трёхцветные полотнища, невольно думаю: внедряют их изо всех сил, а ведь вряд ли вызывают они у большинства моих соотечественников какие-то вдохновляющие чувства. Очень сомневаюсь.

Нет, именно под Красным флагом мне видится не только наше героическое прошлое, но и подлинно счастливое будущее. За которое нам предстоит бороться.

С детства ощущалась причастность к великой, а главное — справедливой стране

— Давайте всё-таки обратимся к вашей собственной жизни, о которой побольше хотят узнать читатели «Правды». Я тоже мало что знаю о ней. Мысленно отметил когда-то с радостью после встречи с вами: вот и ещё один советский человек. А если конкретнее? Начнём, как в анкете: когда и где родились?

— Я иногда говорю, что родился в 1947 году на главной улице Москвы — Каланчёвской. А главной называю её потому, что она около трёх вокзалов. Здесь два сталинских высотных здания и два суда, городской и районный, до войны был стадион «Спартак»…

— Год 1947-й, послевоенный. Я-то на двенадцать лет старше вас и прекрасно помню, как широко по всей стране отмечалось в этом году 800-летие нашей столицы. После жутких военных тягот народу хотелось праздника, и он состоялся. Радио доносило до нас в глубине России яркие его отзвуки. А вам что из детства запомнилось больше всего?

— Вы отметили, что время было послевоенное, и вот этим в моём детстве определялось самое основное. Но знаете, не так-то просто выразить его суть. Конечно, безотцовщина, и голодновато, и матери на работе с утра до ночи, а мы предоставлены самим себе. Развлечения своеобразные. Я покривлю душой, если не скажу, что подчас они граничили с правонарушениями или даже ими и были.

Например, тянуло нас на Трифоновскую свалку, где мы находили немало оружия. У меня в сарае было припрятано четыре откопанных там штыка. А дружки отыскивали и гранаты, которые, бывало, взрывались…

— Понятное эхо войны.

— Да, но, с другой стороны, мы видели настоящих её участников. В бане страшно было смотреть на инвалидов. Однако мы чувствовали, что этим людям, прошедшим огни и воды, не безразлично наше будущее. Как и матери, растившие нас, они надеялись: мы продолжим строить замечательную страну, за которую столько людей отдали жизнь и здоровье. Наверное, в ответ и у нас возникало постепенно и крепло ощущение причастности к этой великой, а главное — справедливой стране.

— Про справедливость — это у вас сегодняшнее или пришло уже тогда?

— По-моему, такое понимание рано появлялось. Для чего совершили Великую Октябрьскую социалистическую революцию? Чтобы жить без капиталистов и помещиков, чтобы трудиться не для их обогащения, а на благо всей страны. За это сражались в Гражданскую войну, и это же отстаивали в Отечественную.

Кто был для нас, детей и подростков, примером? Прежде всего — герои тех войн, Чапаев и Щорс вместе с Зоей Космодемьянской и Александром Матросовым. Любимой песней с тех пор, как себя помню, стала у меня песня о Щорсе, которая вдруг зазвучала в моей памяти и при прощании с Юрием Бондаревым:

Шёл отряд по берегу,

Шёл издалека,

Шёл под Красным знаменем

Командир полка.

— Представьте, эта же песня была среди моих любимых:

Голова обвязана,

Кровь на рукаве,

След кровавый стелется

По сырой траве…

— Ничего удивительного: ведь наше поколение шло вслед за вашим. И, наверное, вы согласитесь, если я скажу, что самыми высокими героями были для нас великие советские вожди — Ленин и Сталин. Знаете, в пионеры меня принимали в Центральном музее В.И. Ленина. Это зал, где висело пробитое пулями при покушении пальто Владимира Ильича. Я смотрел на него и думал: вот человек, который всю жизнь свою посвятил борьбе за счастье других людей.

— А Сталин воспринимался как выдающийся продолжатель ленинского дела…

— Конечно! В Большом Балканском переулке, где мы жили, всем было известно, что в 1928 году Сталин приезжал сюда принимать первые пятиэтажки, построенные для рабочих. Помню, когда впервые пришёл я в такой дом к однокласснику, был поражён, какие тут квартиры. Высоченные потолки, паркет, телефон, ванна, отопление паровое… А если добавить, что в семье этой рабочей шестеро детей — и все играют на струнных инструментах! Дома свой оркестр у них, октет…

— А как вы жили в это время?

— Задержались в нашей «деревяшке». Старый флигель на четыре семьи, коммуналки, печное отопление. Короче, совсем не так шикарно, как в сталинских пятиэтажках.

— Завидовали их жильцам?

— Не сказал бы. Не то слово. Разумеется, и нам, и соседям нашим хотелось жить так же, но мы понимали, что сразу всех невозможно благоустроить «на высшем уровне». Нам говорили: подождите. И мы знали: это не просто слова. Если вам доводилось бывать в Москве тех лет, могли видеть, что вся она — в подъёмных кранах. И отличную квартиру нам со временем дали. Как и всем, совершенно бесплатно.

Мало того, когда я перешёл работать на другой завод, мне здесь говорят: «А почему вы не записываетесь в очередь на улучшение жилья?» Поучительно нынешним молодым знать, как заботилась о нас Советская власть.

Не хлебом единым

— Да, жизнь после войны улучшалась быстро и очень заметно. Очевидцы помнят, например, ежегодное снижение цен в последний период жизни Сталина, да и многое ещё на сей счёт. И это ведь тогда, когда полстраны пришлось поднимать из руин в результате погромного фашистского нашествия!

— Материальное улучшение жизни, конечно, дело первостепенное. Но исключительно важно и другое — образование, воспитание людей, их культура, духовный и нравственный уровень. Вот мы говорим о том, что отличает советского человека и чему несомненно должно принадлежать будущее, если человечество не хочет окончательно погубить себя в капиталистической трясине. Эта трясина, согласитесь, материально может быть и весьма комфортной, но… удушающей.

— Не возражаю. Комфорта бытового на Западе при развитом капитализме было больше, чем при начинавшемся социализме. Однако всё равно у нас были свои огромные преимущества, особенно если иметь в виду отношения между людьми. Маяковский хорошо написал после знакомства с технически поднявшейся и сытой Америкой:

Я в восторге

от Нью-Йорка города.

Но кепчонку

не сдёрну с виска.

У советских

собственная гордость:

На буржуев

смотрим свысока.

— Великолепно сказано. И за этим, вы правы, реальность наших советских взаимоотношений. Известен лозунг из Морального кодекса строителя коммунизма: «Человек человеку — друг, товарищ и брат». Важно то, что лозунг не оставался просто красивой фразой — у нас его всемерно старались утверждать как правило жизни.

Вот я задаюсь вопросом: кто меня воспитывал? Школа, пионерия, комсомол, вся атмосфера нашей жизни… И вспоминается множество добрых людей, которые вовсе не по должности, а, как говорится, по душе дали мне что-то хорошее. Скажем, уберегли уличного шалопая от дальнейшего вихляния по скользким дорожкам. Пробудили ответственность за себя и других, чувство коллективизма в лучшем смысле этого слова. Недаром всюду, где бы я потом ни был, становился патриотом своего коллектива: школьного класса, заводского цеха, воинской части…

— Однако были же рядом с вами, я уверен, и другого склада люди. К примеру, вашему поколению, как и моему, знакома категория сверстников, называвшихся стилягами.

— Знакома, конечно.

— И как вы на них смотрели? Как оценивали?

— Есть такое понятие: классово чуждые. Пожалуй, так я их и воспринимал. При этом суть совсем не в модной, броской одёжке, которую они могли себе позволить, а у меня её не было. Главное — в потребительском образе жизни, который они исповедовали. Ведь все эти «забугорные» шмотки и ресторанное времяпровождение не зарабатывались ими, что называется, в поте лица. Их «избранничество» зиждилось на другом: на высоком положении родителей, за чей счёт они шиковали, а также на всяческих махинациях и жульничестве. И вот теперь этих ничтожных захребетников, которые не сделали для общества буквально ничего полезного, в фильме «Стиляги» и одноимённом мюзикле воспевают как героев!

— Вы же понимаете, почему воспевают. Потому что противопоставили они себя «совкам», комсомолу. А в 1991-м победила фактически их идеология: можно и не работать, но жить «красиво». За счёт труда других.

— Этот соблазн всегда, наверное, существовал. В 1917-м у нас он был поставлен вне закона. Но самыми разными способами его упорно старались протащить к нам наши враги, чтобы воздействовать на нестойких и жадных.

Помню, как некоторые прямо-таки разум теряли, упиваясь кока-колой на американской выставке, устроенной в Москве при Хрущёве. Кстати, кто-то по-своему расшифровал мне тогда слово «чувак», расхожее у стиляг. Это, мол, «человек, уважающий американскую Конституцию».

— Неужели вас та выставка не соблазнила ничем?

— Представьте себе, нет. Интересное там было, особенно техника. Но я к тому времени уже немало знал об Америке и падать ниц от её достижений не был настроен.

— А откуда знали?

— Много читал. Когда настал мой срок, мать собрала меня в школу. Это была школа №307 — деревянная семилетка на углу Каланчёвки, Переяславки и Безбожного переулка. А в соседнем доме — библиотека имени Воровского, куда через несколько дней наша учительница Зинаида Ивановна Заварыкина повела меня и моих одноклассников. С тех пор я подружился с книгой на всю жизнь. Безмерно чтению благодарен.

— Вы согласны с определением Советской страны как самой читающей?

— Согласен. Могу свидетельствовать. К сожалению, о нынешней России этого не скажешь. Не пишутся сегодня и такие замечательные песни, которые мы пели, не снимаются фильмы, равные тем, которые воспитывали нас. Кроме изумительных картин на исторические темы и о Великой Отечественной, во время моего отрочества стали появляться фильмы, рассказывающие и про нашу подростковую жизнь: «Друг мой, Колька», «Прощайте, голуби!» и другие. Они учили дружбе, взаимопомощи, ориентировали на высокие жизненные идеалы.

— Песни тоже поднимали дух?

— Вы, наверное, и по себе это знаете. Когда я в армию пошёл, у меня были тетрадки с записью текстов более тысячи песен. Мы пели хором, иногда по нескольку раз в день. Никакой «дедовщины», кстати, не было тогда и в помине.

— Живя в Москве, вы с детства могли пользоваться всеми благами столичной культуры. Театры, концертные залы, музеи, выставки…

— Я и пользовался. Тем более что было это для детей и молодёжи почти бесплатно, не как нынче. Но хочу отдельно сказать об одном культурном объекте, который полюбил я особенно.

— Что же это?

— Московский планетарий. И его история, когда про неё узнал, представилась мне очень знаменательной. Я говорил вам, что в 1928 году Сталин приезжал на нашу улицу принимать новые дома, построенные специально для рабочих. А в следующем, 1929 году по сталинской же инициативе открывается в Москве планетарий.

Интересно, какую большую заботу проявлял о реализации этого новшества вождь лично. Он, вспоминают, даже связывался с Карлом Цейсом по вопросу поставки оборудования. А почему вдруг планетарий? Я уже позднее узнал, что в юности Иосиф Виссарионович после исключения из духовной семинарии около года работал в обсерватории, наблюдая за звёздным небом. Думаю, тогда и возникло у него это стремление к познанию инопланетных миров, которое затем он счёл важным для всей молодой страны социализма. Стремление к выси космической!

— Сам Сталин не дожил до взлёта Советской страны (первой в мире!) в космос. Но ведь при нём и благодаря ему были созданы все основы для этого.

— Именно. И уже в 1957-м, то есть через четыре года после его ухода, Советский Союз выводит на орбиту первый в мире искусственный спутник Земли. А ещё четыре года спустя в космос поднимется советский человек — Юрий Гагарин.

— Да, это год 1961-й.

— Замечу, для меня он памятный вдвойне.

— Что имеете в виду?

— В том году состоялся выбор моего дальнейшего жизненного пути. Выбор рабочей профессии…

Право гордиться своим трудом

— Расскажите, пожалуйста, как это произошло.

— Вся страна неслыханно ликовала 12 апреля 1961 года, когда прозвучала поразительная космическая новость. Ликовала и наша 307-я школа — такую радость невозможно описать. Но для нас, семиклассников, совпала она с естественными размышлениями о собственном будущем. Дело в том, что мы приближались к выпускным экзаменам. Семилетка завершалась, и надо было решать, что дальше.

— А почему вы не приняли для себя вариант десятилетки, то есть завершения среднего образования? У вас были проблемы с успеваемостью?

— Никаких. Учёба шла вполне успешно. И когда в школе узнали о моём решении, завуч пришла к нам — поговорить со мной и с матерью. Убеждала идти в восьмой класс…

— Вы, насколько помню, избрали ремесленное училище?

— Да. Хотелось поскорее начать работать, чтобы матери помогать. Но вдобавок к этому раскрою вам ещё одно обстоятельство, в решающий момент сильно повлиявшее на мой выбор. Я узнал, что первый космонавт планеты Земля начинал с рабочей профессии, окончив именно ремесленное училище. Сам Гагарин! Значит, правильно определяюсь.

Это было РУ №14 при заводе «Калибр». В районе Маломосковской улицы, где размещалось оно, находились и ещё два РУ, строительное и поварское. Нам давали форму — знаменитые синие и чёрные гимнастёрки, шинель, ремень, фуражку, а также, что немаловажно, льготный проезд плюс завтрак и обед.

А главное, за что я буквально воспеваю те наши ремесленные училища, — это, конечно, рабочая наука, которую давали нам здесь очень основательно.

— Специальность токаря-инструментальщика выбрали почему?

— Интуитивно. Однако потом (не сразу) полюбил её и могу рассказывать про неё бесконечно. Я ей был предан 46 лет, она меня кормила, за неё меня стали уважать коллеги по профессии.

В училище я познакомился со знаменитым станком ДИП. Название из 1930-х — «Догнать и перегнать». Я работал и на ДИП200, и на ДИП300, и на ДИП500. Это для тех, кто понимает. Меня в РУ научили читать чертежи, разбираться в марках стали, в классах чистоты, в допусках и посадках, пользоваться таблицей Брадиса и плитками Иогансона. Труд делят на умственный и физический, а в моём соединялось то и другое.

— В общем, не жалели, что стали рабочим?

— Нет, с годами это поднималось в моём сознании всё выше и выше. Впрочем, кое-что я понял уже во время практики, которую мы проходили на Тормозном заводе. Он тут недалеко от вашей редакции, на Лесной улице. Так вот, возле предприятий вывешивали тогда стенды с газетами. И однажды читаю в «Труде» про свой Тормозной завод, где рабочий, токарь в совершенстве освоил новую сложную и важную производственную операцию.

Я запомнил и необычную фамилию токаря — Юрна, и название освоенной им операции — «нарезка двухзаходных червяков». Но что особенно впечатлило меня, четырнадцатилетнего? О человеке моей специальности, который работает в одном помещении со мной, пишет всесоюзная газета! Как о Юрии Гагарине…

— Значение вашего труда повысилось для вас?

— Что-то вроде этого. Помню, разыскал в цехе того самого Юрну и от души пожал ему руку. Через несколько лет, между прочим, посчастливилось мне пожать руки также Юрию Гагарину и Герману Титову. Все мы были советскими людьми. Советское государство открывало для нас все двери и делало наши пути прямыми. А представляли государство люди, которые были одновременно и друзьями, и начальниками, и подчинёнными.

— Тогда мы об этом, может быть, особо и не задумывались. Однако на нынешнем фоне, когда многое кардинально переменилось, отношения советские надо оценивать по достоинству.

— Я как раз про это и хочу сказать. Про то, что было и что стало. Моя трудовая жизнь прошла в основном на двух замечательных советских предприятиях — на Московском станкостроительном заводе (МСЗ) и в научно-производственном объединении «Астрофизика». Но при буржуазной власти их уничтожили. И перед пенсией оказался я волей судьбы на том Тормозном заводе, где, обучаясь в ремесленном училище, проходил свою первую практику. Так до чего же всё тут изменилось, причём совсем не в лучшую сторону!

Да, утвердились уже капиталистические отношения. Работникам раздали акции, а потом скупили. С принуждением. Директор передал своё кресло сыну. Говорят, живут в Германии, а в Москве бывают лишь наездом. Страх потерять работу владеет людьми на заводе, и они теперь не товарищи, как раньше, а подспудные противники.

Короче, тяжелейшие сложились у меня впечатления. Я едва дотянул до дня ухода на пенсию. И невольно вспоминал высказывание Сталина о том, что социалистическое производство убирает противоречия между хозяином и наёмным рабочим. Ну а капитализм, конечно, эти противоречия обостряет. До невыносимости! Социализм объединяет людей, а капитализм разобщает.

— Но президент страны сегодня твердит о единстве. Дескать, «мы — Россия, мы — едины».

— Было сказано когда-то: «По делам их узнаете их». Так вот, дела советские и нынешние говорят сами за себя. Когда я пришёл на МСЗ — Московский станкостроительный, он выпускал высокоточные зубо- и шлицешлифовальные станки, которые поставлялись в 56 стран мира. На территории завода был техникум, рядом, в Вадковском переулке, находился Станкин — станкоинструментальный институт, выпускники которого были очень востребованы. Да и многие наши заводские рабочие учились на вечерних отделениях. Были у нас футбольная и хоккейная команды, своя самодеятельность, духовой оркестр и многое другое, что создавало подлинное единство в коллективе.

А та же «Астрофизика»? Мощнейшее предприятие! И здесь два пионерских лагеря — один в Подмосковье, другой на море. Стоимость за смену 10 рублей. Пионервожатые, обслуга в лагерях — все свои. Полное доверие, во всём. Отсюда и настроение, с которым мы трудились. Бывая сейчас в Музее космонавтики, показываю молодым сделанные мною и моими товарищами фрагменты космических кораблей. Эти детали до сих пор летают в космосе.

— Хотя «Астрофизики» уже нет?

— Я же сказал, что оба главных для меня предприятия уничтожены. На месте МСЗ торговый центр «Совёнок», в бывших цехах торгуют импортным барахлом. «Астрофизика» превращена в какие-то склады и тоже разные магазины-магазинчики…

Я помню, как громили «Астрофизику». Сначала отключили воду. Потом стали отключать электричество на несколько часов. Потом начали увольняться люди. Потом стали продавать уникальное оборудование. Вывозили в Белоруссию станки, зачастую даже без оснастки. Кому нужен уникальный станок без оснастки? Загадка.

Я был последним токарем в цехе и вообще на заводе, когда мой начальник сказал: «Всё, завтра твой станок едет в Белоруссию». И отключил ток.

— Наверное, примерно так же происходило на десятках, сотнях советских предприятий…

— Конечно! Даже на тысячах. И каких! У меня сердце разрывалось, когда читал в «Правде» про трагедию Сталинградского тракторного. Детище первой пятилетки, этот героический завод продолжал работать и в разгар Сталинградской битвы, направляя прямо в бой свои танки. Как же можно теперь крушить славу и гордость страны?

Или вот сломали ЗИЛ — «город в городе». А что построили? Больно всё это видеть. Поэтому официозный плач о советских памятниках, которые громят на Украине, в Польше или Чехии, воспринимаю лишь как «операцию прикрытия».

Задача номер один — избавиться от наваждения

— Олег Александрович, вы говорили сейчас о том, что, казалось бы, все вокруг должны видеть и понимать. Но так ли обстоит на самом деле?

— Нет, сколь ни удивительно, не все видят происходящее и далеко не все понимают.

— А причина?

— Я говорю так: к нам пришла химера капитализма. Помните чудовище из древнегреческой мифологии? И вот обслуга такого страшного чудовища много сил, хитрости, денег задействовала, чтобы ввести наших соотечественников в состояние наваждения. Избавиться от него — для большинства задача номер один.

В этом, я считаю, особая ответственность тех, кто по сути своей остаются советскими людьми. Мы призваны помочь другим, которые в такой помощи нуждаются. Потому, на мой взгляд, весьма актуален разговор о советском человеке, продолжающийся в «Правде».

— Вы к чему призовёте, поддерживая этот разговор?

— К ещё большей ответственности и активности. По-моему, для каждого из нас постоянным должен быть вопрос: «Если не я, то кто же?»

Например, ведь только мы, очевидцы и участники советской жизни, можем наиболее убедительно рассказать молодым, какой на самом деле она была. Чтобы опровергнуть ложь, которой их пичкают.

Я стараюсь с молодыми как можно больше общаться. Ежегодно в день рождения пионерской организации 19 мая обязательно бываю на Красной площади, где Геннадий Андреевич Зюганов повязывает галстуки ребятам. Здесь у меня возникло много интересных знакомств. Беседуем, ребята задают мне свои вопросы.

— Вы когда-то сказали, помню, что не раз участвовали и в выборных кампаниях.

— Да, как представитель КПРФ. Это же единственная партия, которая имеет глубоко разработанную программу переустройства нашего общества на социалистических началах. Значит, если ты считаешь себя советским человеком, помогай в реализации этой программы.

Дел для сторонников КПРФ много! Я вам скажу, что лично у меня с уходом на пенсию их не убавилось, а даже прибавилось. И я с огорчением вижу, что многие мои сверстники или даже знакомые помоложе меня сторонятся участия в общественной борьбе. Мол, «лучше я просто так поживу».

Но «просто так» — не лучше. Всем говорю: если можешь хоть что-то сделать для восстановления справедливости в нашей стране, делай непременно. Иначе ты сам себя предаёшь.

— А про какую свою сегодняшнюю заботу хотите сказать со страницы «Правды»? Есть такая?

— Есть. Пятьдесят лет назад, в 1970-м, когда отмечалось 100-летие со дня рождения В.И. Ленина, комсомольцы нашего станкозавода решили поставить свой памятник Владимиру Ильичу. И мы его сделали, собираясь после работы, в личное время. А в основание памятника решено было заложить капсулу с посланием комсомольцам 2020 года. Выточить эту капсулу в виде цилиндра из нержавейки поручили мне.

Что ж, тот самый 2020-й наступил. Завода, увы, уже нет. Но это ведь не конец жизни и страны. Борьба за наше будущее продолжается. И я сегодня очень хочу, чтобы в год 150-летия со дня рождения В.И. Ленина московские комсомольцы извлекли то послание, адресованное им. Ребята, соберитесь вместе и прочтите наше обращение, обсудите его. Как напутствие на большие свершения, которые вам предстоят.

Газета «Правда».

15 Августа 2020